Все для Босса 12. Помни и береги...

Супермена рисуют с большим количеством мускулов.

Супермен мог летать, поднимать океанские корабли и совершать другие невиданные вещи. Но вряд ли он смог бы поститься каждый день, как это делал Папа. Кроме суббот и праздников, когда еврей обязан наслаждаться пищей, Папа не ел и не пил от восхода солнца и до заката. Он прикасался к пище только после вечерней молитвы, и то не сразу, а после того, как давал в синагоге ежедневный урок Торы.

Так длилось двадцать пять лет.

Папа никому не говорил, почему он взял на себя это бремя. Но он ничего не делал просто так, и домашние поняли, что на это есть серьезная причина.

Папа хотел поститься, но не хотел быть слабым. Поэтому он посоветовался с врачом, из чего должна состоять пища, которую он будет есть после захода. В рацион, который прописал врач, входила груша. Однажды на улице была снежная буря. И вдруг Мама вспомнила, что груши в доме кончились, а Папа вот-вот вернется из синагоги. Мама надела пальто, повязалась большим платком и сказала:

— Дети, я скоро буду. Мне нужно кое-что купить. Она вернулась, облепленная снегом, бережно развернула бумажный кулек, и достала большую зеленую грушу, и предупредила:

— Не говорите Папе, что я выходила в метель из дома…

И вот два этих сильных человека, Папа и Мама, сберегли для многих людей право выполнить заповедь субботы. «Зхор вэ-шмор» сказано об этом дне — еврей должен помнить о нем и беречь его. Помнить — то есть наслаждаться чистотой и святостью этого дня. Беречь — то есть хранить субботу от нарушений. Сказано, что две эти заповеди, «помнить и беречь» сказал Гашем «бедибур эход», в одном слове. Как это возможно, наш разум не может вместить, мы в это верим.

Но, раздвоившись на страницах книги, в жизни еврея эти слова вновь соединяются. Тот, кто отмечал субботу в доме Германов, получал от них в наследство этот дар.

Зейлиг Геллер по профессии был стекольщик. Однажды, когда он сидел в синагоге, склонившись над книгой, к нему подошел совершенно незнакомый человек и сказал:

— Скоро начинается суббота. Я хочу, чтоб вы были моим гостем. Зейлиг был поражен. Он думал, что никому нет до него дела.

О том, что было дальше, он вспоминает так:

«В доме реб Яакова Йосефа я впервые понял, что такое “гакнасас орхим” и святость субботы. С того момента, как он сделал кидуш и начал петь змирос и говорить “двар Тора”, я почувствовал, что нахожусь в Ган Эден. Его жена, Адель, была поистине удивительная женщина. Она обращалась с каждым гостем так тепло, что у меня было ощущение, что я справляю шаббос у себя дома. Я наслаждался каждой минутой в этом доме и хотел, чтоб суббота никогда не кончалась…»

Но кроме «зхор» было и «шмор». У Папы был знакомый американец, который под его руководством сделал гийюр — принял еврейство. Он получил имя Аврагам, и продолжал зарабатывать на жизнь, управляя большим грузовиком. Однажды в пятницу после обеда он попал в пробку на Таймс-сквер. Аврагам взглянул на часы. Потом в календарь, где было отмечено время начала субботы. Он понял, что если немедленно не оставит грузовик, то рискует осквернить шаббос запрещенной работой.

Ни за что.

Но бросать грузовой автомобиль на оживленной площади противоречит всем правилам. Он может лишиться водительской лицензии, потерять кусок хлеба.

Шаббос! Теплое мерцание свечей, рубиновый блеск вина в серебряном стакане, быстрые руки миссис Герман, которая кладет чолнт в пятую, пятнадцатую, двадцать пятую тарелку. И голос ребе Янкев Йосефа. Тот голос, который объяснил ему основы Торы и то, что это значит — взять на себя еврейство.

И он взял.

Аврагам оставил в кармане бумажник и другие вещи, захлопнул за собой дверцу машины и, не оглядываясь, отправился в сторону Ист Сайд, к дому Германов. Все уже волновались, ожидая его. Он не стал вдаваться в подробности и просто оказал, что попал в транспортную пробку.

Только следующим вечером, после гавдолы, он вновь оказался рядом со своей машиной. К ветровому стеклу уже было прикреплено несколько предупреждений из полиции. Дело о грубом нарушении правил движения слушалось в суде. Судья был строг и сказал, что за такие фокусы надо лишить Аврагама водительских прав. Это же надо — бросить огромный грузовик на узкой улице, в деловом районе города, так что миллионерам и другим серьезным людям приходилось тратить столько нервов, чтобы объехать его! А если в грузовик сядут бандиты и, догнав почтовый поезд, ограбят его? А если он заведется сам собой?

Но Аврагам был в зале суда не один. Рядом с ним стоял Папа. И если судья видел мир раздробленным на кусочки, то Папа представлял его себе, как единое целое: шесть дней Творения, и шаббос, время покоя. Все подчиняется единой Воле. Брошенный грузовик не причинит никому вреда, если он брошен ради того, чтобы еврей мог отпраздновать субботу.

Папа говорил, а судья слушал. Сдвинутые брови его раздвинулись и приподнялись от удивления. И дело закончилось хорошо. Когда Аврагам покидал суд, права по-прежнему лежали у него в кармане.

Папа столько сил отдавал Торе и мицвос, и вдобавок постился… Однажды, встречая его у входа, Мама сказала с громким вздохом:

— Смотри, какой ты бледный, Янкев Йосеф… В ответ Папа согнул руку. Под тонкой кожей набухли мускулы.

— А ну-ка троньте меня! — пригласил Папа. Никто не рискнул.

В одном Папа был похож на супермена: его нельзя было сдвинуть с позиции, которую ему назначил Босс.

В одном супермен не был похож на Папу: супермена выдумал художник в утешение слабым людям, а Папа жил на самом деле, и помогал другим стать сильнее…